На переход Альпийских гор (Державин). На переход альпийских гор

НА ПЕРЕХОД АЛЬПИЙСКИХ ГОР

1. ‎ Сквозь тучи, вкруг лежащи, черны,
Твой горний кроющи полет,
Носящи страх нам, скорби зельны,
Ты грянул наконец! - И свет,
От молнии твоей горящий,
Сердца Альпийских гор потрясший,
Струей вселенну пролетел;
Чрез неприступны переправы,
На высоте ты новой славы
Явился, северный Орел!

2. ‎ О радость! - Муза, дай мне лиру,
Да вновь Суворова пою!
Как слышен гром за громом миру,
Да слышит всяк так песнь мою!
Побед его плененный слухом,
Лечу моим за ним я духом
Чрез долы, холмы и леса;
Зрю - близ меня зияют ады,
Над мной шумящи водопады,
Как бы склонились небеса .

3. ‎ Идет в веселии геройском
И тихим манием руки,
Повелевая сильным войском,
Сзывает вкруг себя полки.
«Друзья!» он говорит: «известно,
Что Россам мужество совместно;
Но нет теперь надежды вам.
Кто вере, чести друг неложно,
Умреть иль победить здесь должно ». -
«Умрем!» клик вторит по горам.

4. ‎ Идет, - о зрелище прекрасно,
Где, прямо верностью горя,
Готово войско в брань бесстрашно !
Встает меж их любезна пря:
Все движутся на смерть послушно,
Но не хотят великодушно
Идти за вождем назади;
Сверкают копьями, мечами:
Как холм объемлется волнами,
Идет он с шумом - впереди.

5. ‎ Ведет в пути непроходимом
По темным дебрям, по тропам,
Под заревом, от молньи зримом,
И по бегущим облакам;
День - нощь ему среди туманов,
Нощь - день от громовых пожаров;
Несется в бездну по вервям,
По камням лезет вверх из бездны;
Мосты ему - дубы зажжены;
Плывет по скачущим волнам.

6. ‎ Ведет под снегом, вихрем, градом,
Под ужасом природы всей;
Встречается спреди и рядом
На каждом шаге с тьмой смертей;
Отвсюду окружен врагами,
Водой, горами, небесами
И воинством противных сил.
Вблизи падут со треском холмы,
Вдали там гулы ропчут, громы,
Скрежещет бледный голод в тыл .

7. ‎ Ведет - и некая громада,
Гигант пред ним восстал в пути;
Главой небес, ногами ада
Касаяся, претит идти;
Со ребр его шумят вниз реки,
Пред ним мелькают дни и веки,
Как вкруг волнующийся пар:
Ничто его не потрясает,
Он гром и бури презирает;
Нахмурясь, смотрит Сен-Готар .

8. ‎ А там - волшебница седая
Лежит на высоте холмов;
Дыханьем солнце отражая,
Блестит вдали огнями льдов,
Которыми одета зрится:
Она на всю природу злится,
И в страшных инистых скалах,
Нависнутых снегов слоями,
Готова задавить горами
Иль в хладных задушить когтях.

9. ‎ А там - невидимой рукою
Простертое с холма на холм
Чудовище, как мост длиною ,
Рыгая дым и пламень ртом,
Бездонну челюсть разверзает,
В единый миг полки глотает.
А там - пещера черна снит
И смертным мраком взоры кроет;
Как бурею, гортанью воет:
Пред ней Отчаянье сидит.

10. ‎ Пришедши к чудам сим природы,
Что б славный учинил Язон?
Составила б Медея воды,
А он на них навел бы сон.
Но в Россе нет коварств примера;
Крыле его суть должность, вера
И исполинской славы труд.
Корабль на парусах как в бурю
По черному средь волн лазурю,
Так он летит в опасный путь.

11. ‎ Уж тучи супостат засели
По высотам, в ущельях гор,
Уж глыбы, громы полетели,
И осветили молньи взор;
Власы у храбрых встали дыбом,
И к сей отваге, страшной дивом,
Склонился в помощь свод небес.
С него зря бедствия толики,
Трепещет в скорби Петр Великий:
Где Росс мой? - След и слух исчез.

12. ‎ Но что? не дух ли Оссиана ,
Певца туманов и морей,
Мне кажет под луной Морана ,
Как шел он на царя царей?
Нет, зрю - Массена под землею
С Рымникским в тме сошлися к бою:
Чело с челом, глаза горят;
Не громы ль с громами дерутся?
Мечами о мечи секутся,
Вкруг сыплют огнь, - хохочет ад !

13. ‎ Ведет туда, где ветр не дышит
И в высотах и в глубинах,
Где ухо льдов лишь гулы слышит,
Катящихся на крутизнах.
Ведет - и скрыт уж в мраке гроба ,
Уж с хладным смехом шепчет злоба:
Погиб средь дерзких он путей!
Но Россу где и что преграда?
С тобою Бог - и гор громада
Раздвиглась силою твоей.

14. ‎ Как лев могущий, отлученный
Ловцов коварством от детей,
Забрал препятством раздраженный,
Бросая пламя из очей,
Вздымая страшну гриву гневом,
Крутя хвостом, рыкая зевом
И прескоча преграды, вдруг
Ломает копья, луки, стрелы:
Чрез непроходны так пределы
Тебя, герой, провел твой дух.

15. ‎ Или, Везувия в утробе
Как споря, океан с огнем
Спирают в непрерывной злобе
Горящу лаву с вечным льдом,
Клокочут глухо в мраке бездны;
Но хлад прорвет как свод железный,
На воздух льется пламень, дым, -
Таков и Росс: средь горных споров
На Галла стал ногой Суворов,
И горы треснули под ним.

16. ‎ Дадите ль веру вы, потомки,
Толь страшных одоленью сил?
Дела героев древних громки,
До волн Средьземных доходил
Алкид, и знак свой там поставил
На то, чтоб смертный труд оставил
И дале не дерзал бы взор;
Но, сильный Геркулес российский!
Тебе столпы его знать низки:
Шагаешь ты чрез цепи гор.

17. ‎ Идет, одет седым туманом,
По безднам страшный исполин ;
За ним летит в доспехе рдяном
Вослед младый птенец орлин.
Кто витязь сей багрянородный ,
Соименитый и подобный
Владыке византийских стран?
Еще Росс выше вознесется,
Когда и впредь не отречется
Несть Константин воинский сан.

18. ‎ Уж сыплются со скал безмерных
Полки сквозь облаков, как дождь!
Уж мечутся в врагов надменных:
В душах их слава, Бог и вождь;
К отечеству, к царю любовью,
Или врожденной бранной кровью,
Иль к вере верой всяк крылат.
Не могут счесть мои их взоры,
Ни всех наречь: - как молньи, скоры!
Вокруг я блеском их объят.

19. ‎ Не Гозоно ль там, Богом данный ,
Еще с чудовищем в реке
На смертный бой, самоизбранный,
Плывет со знаменем в руке?
Копье и меч из твердой стали,
О чешую преломшись, пали:
Стал безоружен и один.
Но, не уважа лютым жалом,
Разит он зверя в грудь кинжалом.
Нет, нет, се ты, Россиянин!

20. ‎ О, сколько храбрости российской
Примеров видел уже свет!
Европа и предел Азийской
Тому свидетельства дает.
Кто хочет, стань на холм высоко
И кинь со мной в долину око
На птиц, на их парящий стан.
Зри: в воздухе склубясь волнистом,
Как грудью бьет сокол их с свистом:
Стремглав падет сраженный вран.

21. ‎ Так козни зла все упадают,
О Павел, под твоей рукой!
Народы длани простирают,
От бед спасенные тобой.
Но были б счастливей стократно,
Коль знали бы ценить обратно
Твою к ним милость, святость крыл;
Во храме ж славы письменами
Златыми, чтимыми веками,
Всем правда скажет: «царь ты сил!»

22. ‎ Из мраков возстають Стигийских
Евгений, Цесарь, Ганнибал;
Проход чрез Альпы войск российских
Их души славой обуял.
«Кто, кто», - вещают с удивленьем, -
«С такою смелостью, стремленьем
Прешел против природы сил
И вражьих тьмы попрал затворов?
Кто больше нас?» - Твой блеск, Суворов,
Главы их долу преклонил.

23. ‎ Возьми кто летопись вселенной,
Геройские дела читай;
Ценя их истиной священной,
С Суворовым соображай.
Ты зришь: тех слабость, сих пороки
Поколебали дух высокий;
Но он из младости спешил
Ко доблести простерть лишь длани;
Куда ни послан был на брани,
Пришел, увидел, победил.

24. ‎ О ты, страна, где были нравы,
В руках оружье, в сердце Бог !
На поприще которой славы
Могущий Леопольд не мог
Сил капли поглотить сил морем;
Где жизнь он кончил бедством, горем!
Скажи, скажи вселенной ты,
Гельвеция, быв наш свидетель:
Чья Россов тверже добродетель?
Где больше духа высоты?

25. ‎ Промчи ж, о Русса! ты Секване
Скорей дух русский, Павла мочь,
Цареубийц в вертепе, в стане
Ближайшу возвещая ночь.
Скажи: в руках с перуном Павел,
Или хранитель мира, ангел,
Гремит, являя власть свою;
Престаньте нарушать законы
И не трясите больше троны,
Внемлите истину сию:

26. ‎ «Днесь зверство ваше стало наго.
Вы рветесь за прибыток свой, -
Воюет Росс за обще благо,
За свой, за ваш, за всех покой;
Вы жертва лжи и своевольства, -
Он жертва долга и геройства;
В вас равенства мечта, - в нем чин;
Суля вы вольность, взяли дани, -
В защиту царств простер он длани;
Вы чада тмы, - он света сын».

27. ‎ Вам видим бег светил небесных:
Не правит ли им ум един?
В словесных тварях, бессловесных,
У всех есть вождь, иль господин:
Стихиев разность - разнострастье,
Верховный ум - их всех согласье,
Монарша цепь есть цепь сердец.
Царь - мнений связь, всех действ причина,
И кротка власть отца едина -
Живого Бога образец.

28. ‎ Где ж скрыта к правде сей дорога,
Где в вольнодумном сердце мнят:
«Нет царской степени, нет Бога,» -
Быть тщетно счастливы хотят.
Ищай себе в народе власти,
Попри свои всех прежде страсти,
А быв глава, будь всем слугой.
Но где ж, где ваши Цинциннаты ?
Вы мните только быть богаты:
Корысти чужд прямой герой.

29. ‎ О доблесть воинов избранных,
Собравших лавры с тьмы побед,
Бессмертной славой осиянных,
Какой не видывал сей свет!
Вам предоставлено судьбами
Решить спор ада с небесами:
Собщать ли солнцу блеск звездам,
Законам естества ль встать новым,
Стоять ли алтарям Христовым,
И быть или не быть царям?

30. ‎ По доблести - царям сокровный ,
По верности - престолов щит,
По вере - камень царств угольный,
Вождь - знаньем бранным знаменит,
В котором мудрость с добротою,
Терпенье, храбрость с быстротою
Вместились всех изящных душ!
Сражаясь веры со врагами
И небо поддержав плечами,
Дерзай, великий Богом муж!

31. ‎ Дерзайте! вижу - с вами ходит
Тот об руку во всех путях,
Что перстом круги звездны водит
И молнию на небесах.
Он рек - и тучи удалились,
Велел - и холмы уклонились, -
Блеснул на ваших луч челах.
Приятна смерть Христа в любови,
И капли вашей святы крови:
Еще удар - и где наш враг?

32. ‎ Услышьте! вам соплещут други ,
Поет Христова церковь гимн;
За ваши для царей заслуги,
Цари вам данники отнынь.
Доколь течет прозрачна Рона,
Потомство поздно без урона
Узрит в ней ваших битв зари;
Отныне горы ввек Альпийски
Пребудут Россов обелиски ,
Дымящи холмы - алтари.

Комментарий Я. Грота

По предписанию австрийского императора, Суворов, после блистательных побед своих в северной Италии, после занятия большей части крепостей ея, исторгнутых им из рук Французов, должен был идти в Швейцарию. Это было противно его собственному убеждению: он считал нужным остаться еще месяца два в Италии, чтобы упрочить свои завоевания, и предвидел, что в противном случае Австрийцы не будут в состоянии удержать их. Тем не менее известие, что эрцгерцог Карл выступил из Швейцарии и оставил там Римского-Корсакова с одними русскими войсками, заставило Суворова готовиться к немедленному выступлению из Италии. Между тем просьбы его, чтобы австрийское правительство для этого похода снабдило нашу армию необходимыми запасами, орудиями, лошадьми и проч., были оставлены без внимания, и потому донесения Суворова императору и письмо к Ростопчину, писанные в это время - в конце августа и в начале сентября - наполнены жалобами и опасениями. 1-го сентября русские войска, соединившись в одну колонну, уже следовали чрез Мортару, Новару, Турбиго и Варезе по прямой дороге к Сен-Готарду (Д. А. Милютина История войны в 1799 г. , т. III, гл. LIV). Державин в Объяснениях своих рассказывает: «Когда вошел граф Суворов с войсками вовнутрь Альпийских гор, Цесарцы обещали для провозу тягостей и провианта прислать мулов и самого провианта, но не прислали . Все политики, знающие сии обстоятельства, заключали наверное, что вождь сей и полки, предводимые им, пропадут в горах неизбежно; от чего и были в Петербурге все в крайней печали. Но вдруг, когда были в Гатчине для торжества браков великих княжен Александры и Елены Павловны (в октябре, см. ниже под этим же годом стихотворение На брачные торжества ), получает император Павел донесение о преславном сем переходе и победе над неприятелями; то автор, будучи тогда сенатором, находясь с прочими в Гатчине, написал сию оду». Первые стихи ея относятся к мрачным ожиданиям, возбужденным при дворе донесениями Суворова перед выступлением его из Италии. Все высказываемое далее в честь полководца и войска вполне подтверждается историческими свидетельствами, которые мы и приводим в примечаниях.

Ода была напечатана отдельно в начале 1800 г., в Петербурге, в «Императорской типографии» (в четвертку, 20 страниц), под заглавием: Переход в Швейцарию чрез Алпийские горы российских императорских войск под предводительством Генералиссима ; 1799 года . Между этим заглавием и отметкою: С дозволения санктпетербургской ценсуры помещены в виде эпиграфа два стиха из оды Ломоносова на взятие Хотина (строфа 6):

«Где только ветры могут дуть,
Проступят там полки орлины.»

На обороте заглавного листа напечатан курсивом еще другой эпиграф: «Великий дух чтит похвалы достоинствам, ревнуя к подобным; малая душа, не видя их в себе, помрачается завистию. Ты, Павел! равняешься солнцу в Суворове; уделяя ему свой блеск, великолепнее сияешь». Этот эпиграф, по замечанию Державина (Об .), написан «с намерением, дабы Павел познал, что примечено публикою его недоброжелательство к Суворову из зависти, для чего сия ода холодно и была принята» . К началу и к концу отдельного издания оды приложены, без означения имен художников, два гравированные рисунка, совершенно сходные с найденными в рукописи и помещенными в нашем издании. Оттиском этого издания оды мы обязаны С. Д. Полторацкому. Во второй раз ода На переход Альпийских гор была напечатана в издании 1808 г., ч. II, XXVII .

Приложенные рисунки: «1) Геркулес, подпирающий собою шар земной, предводительствуемый орлом, смотрящим на ползущих змей, шагает чрез водопады с горы на гору, оставляя позади себя столпы свои; 2) естественный вид перехождения российских войск чрез Чертов мост» (Об . Д.). Любопытно, что последняя виньетка почти совершенно соответствует литографии, приложенной к IV-у тому Истории войны в 1799 г. Как объяснено в книге, этот рисунок снят с картины из «Атласа швейцарской кампании», составленного участвовавшими в походе офицерами свиты е. и. в. по квартирмейстерской части. Из того же источника заимствована вероятно и виньетка, представляющая тот же вид при оде Державина.

1. ... Как бы склонились небеса. - Адами поэт называет неизмеримые пропасти в Альпах, а наклонившимся небесам уподобляет те страшные водопады, под которыми можно проходить, как под сводами (Об . Д.). Ср. строфу 7 оды Карамзина на восшествие на престол императора Александра I.
2. Умреть иль победить здесь должно. - В донесении от 27 августа из Асти, накануне своего выступления в горы, Суворов между прочим писал императору: «поведу я теперь храброе в. и. в. воинство в Швейцарию, куда высочайшая ваша воля путь мне указует, и тамо, на новом поле сражения, поражу врага или умру со славою за отечество и государя».
3. Готово войско в брань бесстрашно. - «При самом бедственном положении русских войск, никогда не слышалось ни ропота, ни жалоб... Напротив того, Русские только и желали скорее сразиться с противником, чтобы выдти наконец из тяжкого положения» (Милютин, т. IV, стр. 164).
4. ... Скрежещет бледный голод в тыл. - «Густые облака одевали всю поверхность горы, так что Русские карабкались наобум, ничего не видя перед собою. Проводники разбежались, и войска должны были сами искать дорогу, погружаясь в снежные сугробы. Вьюга немедленно же сметала все следы, и каждый солдат должен был пробивать себе новый путь. С высоты горы слышались на дне долины густые раскаты грома; по временам сквозь густой, непроницаемый туман сверкала молния. Огромные каменья, срываемые бурей, с грохотом катились в бездны. Никакими словами нельзя передать всего, что вытерпели русские войска на этом ужасном переходе: все, без различия, солдаты, офицеры, генералы, были босы, голодны, изнурены, промочены до костей. Каждый неверный шаг стоил жизни: если кому случалось оступиться или поскользнуться, то не было уже спасения» (там же, стр. 159).
5. Нахмурясь, смотрит Сен-Готар. - Слова из донесения Суворова от 3 октября: «На каждом шаге в сем царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверстые и поглотить готовые гробы смерти; дремучие, мрачные ночи, непрерывно ударяющие громы, лиющиеся дожди и густой туман облаков при шумных водопадах, с каменьями с вершин низвергавшихся, увеличивали сей трепет. Там является зрению нашему гора Сен-Готард, сей величающийся колосс гор, ниже хребтов которого громоносные тучи и облака плавают» и т. д. (Спб. Ведом. 1799, Прибавл. к № 87).
   «Со стороны Италии позиция на С.-Готарде была почти недоступна: только узкая тропинка, едва проходимая для вьюков, извилисто поднималась от Айроно к крутому свесу горы; несколько раз пересекая горные потоки Соречиа и Тремоло, она спускалась в глубокие и тесные их ложбины и снова взбиралась в гору. Трудный этот путь становился даже весьма опасным во время грозы и бури или в зимние вьюги; нередко одиночные путники погибали от стужи и утомления прежде чем достигали вершины горы» (Милютин, т. IV, стр. 35). Сен-Готард - высочайший кряж в Лепонтинских Альпах; общая высота его 8000 футов, но есть отдельные вершины, достигающие даже 10 т. ф. Горный проход находится на высоте 6443 футов над уровнем моря. «Войска были утомлены до крайности; гора казалась им бесконечною; вершина ея как будто беспрестанно все росла перед их глазами. По временам облака, обхватив всю колонну густым туманом, совсем скрывали ее из виду» (там же, стр. 40). «Вероятно, русскому полководцу и на мысль не приходили все страшные преграды, ожидавшие его на пути чрез С.-Готард. Суворов, конечно, не мог изучить во всей подробности топографию этого края; но по тому самому и назначены были к нему офицеры австрийского генерального штаба, знакомые с местностию Швейцарии. Один из них, полковник Вейротер, получивший впоследствии такую известность своими неудачными стратегическими планами (Особенно при Аустерлице. - К. Г. ), пользовался доверенностью фельдмаршала; он составлял в продолжение швейцарского похода все диспозиции и проекты; он вел всю военную диспозицию; он же, сколько известно, присоветовал и выбор пути чрез С.-Готард» (там же стр. 18).
6. А там - волшебница седая. - Ср. в оде Осень во время осады Очакова (Том I, стр. 225): «Идет седая чародейка» и в Евгении Онегине Пушкина (гл. VII, строфы 29 и 30):

   ... «и вот сама
   Идет волшебница зима ...
   Легла волнистыми коврами
   Среди полей, вокруг холмов ».

   В первоначальной редакции не было этой строфы (8-й); она приписана после на полях с большими помарками. В отдельном издании 1800 г. она уже напечатана.

7. Чудовище, как мост длиною -- А там - пещера черна спит. - «В тот день (14 сентября) предстояло всей колонне пройти чрез такую теснину, где казалось сама природа хотела испытать, действительно ли нет ничего невозможного для русских войск. В расстоянии одной версты с небольшим от деревни Урзерн, дорога по правому берегу Рейссы преграждена громадными утесами, которые отвесно врезываются в самое русло реки. Сквозь эту естественную стену пробито узкое и низкое отверстие, называемое Урнерскою дырой (Urner-Loch): оно имело около 80-и шагов длины и едва достаточно было для свободного прохода человека с вьюком. Дорога, выходя на свет из темного подземелья, обгибает гору в виде карниза и круто спускается к знаменитому Чертову мосту. От входа в Урнерскую пещеру до моста расстояние не более 400 шагов; на этом пространстве река Рейсса прорывается как бы чрез трещину, между высокими, нависшими горами; низвергаясь несколькими водопадами с высоты 200 футов, неистовый поток, весь в пене, льется с утеса на утес; гул его слышен на дальнее расстояние. Отвесные утесы, спирающие с обеих сторон величественный водопад, до того сближаются между собою, что одна смелая арка перекинута чрез поток, на высоте 75 футов над бездною» (Милютин, там же, стр. 50 и след.). См. рисунок в конце оды.
8. Но что? не дух ли Оссиана? - О влиянии поэзии Оссиана на Державина см. Том I, особенно стр. 462 и 575, также в настоящем томе стр. 271. Как Державин Оссиана, так Пушкин называл Байрона певцом моря.
9. Мне кажет под луной Морана. - «Моран, полководец каледонский, а царями царей называли они римских цесарей, которые с ними вели войну» (Об . Д.). Имя Моран встречается уже на самых первых страницах Оссиана в переводе Кострова и принадлежит сыну ирландского вождя Фитиля.
10. Нет, зрю - Массена под землею и проч. - Генерал Массена, командовавший французскими войсками в Швейцарии и нанесший при Цюрихе 16 сентября 1799 г. поражение Римскому-Корсакову и Меласу (Милютин, там же, стр. 103 и следд.).
11. ... хохочет ад. - В этом выражении заключается двоякий смысл: 1) когда ударяются ружья о ружья по горам, то происходящий от того гул подобен хохоту; 2) кровопролитию радуется ад (Об . Д.).
12. Ведет - и скрыт уж в мраке гроба. - Ср. выше стр. 279 в примечании.
13. ... По безднам страшный исполин. - «Семидесятилетний старик, истерзанный огорчениями, утомленный тяжкою борьбою против козней и происков, выносит еще с изумительною силой необычайные труды телесные, терпит всякого рода лишения и в обстоятельствах самых затруднительных сохраняет исполинскую силу духа... Переход Русских чрез эти горы до сих пор еще живет в памяти местных жителей, как предание полубаснословное... Швейцарец говорит с благоговейным удивлением: Здесь проходил Суворов » (Милютин, там же, стр. 62 и 63).
14. Кто витязь сей багрянородный и проч. - Еще в начале италиянского похода, «26 апреля, час спустя по приезде Суворова в Вогеру, прибыл туда же великий князь Константин Павлович. Российскому императору угодно было, чтобы юный, двадцатилетний царевич участвовал в предстоявших военных действиях в Италии, под руководством Суворова. ... В. к. ехал в италиянскую армию под именем графа Романова» (Милютин, т. II, стр. 21 и след.). На пути же к С. Готарду он постоянно находился при авангарде кн. Багратиона и переносил терпеливо все трудности такого перехода в ненастную осеннюю погоду, так что историк ставит его «в числе самых деятельных и полезных участников швейцарского похода». Суворов писал о нем государю: «Всегдашнее присутствие его высочества пред войсками и на гибельных стремнинах гор оживляло их дух и бодрость. История увековечит достохвальные его подвиги, которых я имел честь быть очевидцем». В награду за эти подвиги пожалован великому князю, 28 октября в Гатчине, титул цесаревича (там же, стр. 31 и 168).
15. Не Гозоно ль там, Богом данный ... - «Богдан Гозоно, кавалер св. Иоанна Иерусалимского, в Родосе убил в единоборстве страшного крокодила, опустошившего сей остров» (Примеч. Державина в отдельном издании оды, см. выше стр. 279). Лет через 30 после занятия кавалерами Родоса (он завоеван ими в 1310 г.) появился на этом острове огромный крокодил, поглощавший даже людей. Великий магистр Вильнев, боясь подвергнуть кавалеров опасности, запретил им предпринимать что-либо для истребления чудовища; но кавалер Деодат Гозон (Dieudonné de Gozon ), не смотря на то, убил этого крокодила. Вильнев за такое неуважение к власти наказал-было Гозона лишением кавалерской одежды, но потом простил его и пожаловал главным наместником ордена. В 1346 Гозон был избран в сан великого магистра и умер в 1353 (И. Черенкова История державного ордена св. Иоанна Иер. ; Воронеж, 1803, ч. I, стр. 79). Ссылаемся здесь на сказанное нами прежде о чтениях Державина (Том I, стр. 331, примеч. 29 к оде На коварство ).
16. Коль знали бы ценить обратно - «т. е. когда бы Цесарцы поступали с тою же искренностию, с какою русские войска, на помощь им присланные, поступали; но они, из зависти, только словами в нужных случаях довольствовали, а в самом деле возможные делали пакости, о чем из реляций Суворова видно» (Об . Д.). Жалобы Суворова на неприятности, какие он терпел от австрийского министра барона Тугута и от венского гофкригсрата, подробно изложены в Истории войны в 1799 г. и в письмах его, напечатанных Фуксом. В наших руках находится одно подлинное неизданное письмо знаменитого полководца к графу Анд. Кир. Разумовскому, которое наполнено обыкновенными его жалобами в любимых выражениях («проекторы, элоквенты, пустобаи», «bestimmt sagen ») и кончается словами: «Полно писать. Бога ради, выводите меня из пургатория. Ничто не мило». Потом в особой приписке сказано: «Стыдно мне бы было, чтоб остатки Италии в сию кампанию не опорожнить от Французов. Потом и театр во Франции не был бы тяжел: мы бы там нашли великую часть к нам благосклонных»; к чему наконец собственной рукой Суворова прибавлено:

    «1) Опорожнить Италию от Французов: дать мне полную волю.

    2) Чтоб мне отнюдь не мешали гофкригсрат и гадкие проекторы.

    3) Готов я к Швейцарии ли, Германии ли, к Франции ли...

    Иначе: мне здесь дела нет! домой, домой, домой. Вот для Вены весь мой план. А. С.»

    На письме помета: июня 21 дня 1799 года, г. Александрия .

17. Кто, кто -- прешел против природы сил и проч. - О последней части похода историк говорит: «Можно смело сказать, что если б на месте Суворова был всякий другой генерал, то в подобных обстоятельствах он счел бы долгом собрать военный совет и, обсудив разные средства к спасению армии, по всем вероятиям предпочел бы последнюю (менее трудную) из указанных дорог... Но едва ли кому-либо пришел бы на мысль тот путь, на который решился Суворов... Подобную тропинку, без сомнения, можно было почесть непроходимою для войск, и конечно ни одной армии не случалось еще проходить по таким страшным стремнинам» (Милютин, т. IV, стр. 61). «Швейцарский поход по справедливости считается венцом воинской славы Суворова, и без сомнения первые полководцы в свете могли бы гордиться подобным подвигом. Сам император Павел, в рескрипте от 29 октября, писал фельдмаршалу: «Побеждая повсюду и во всю жизнь вашу врагов отечества, недоставало вам одного рода славы - преодолеть и самую природу» и проч. (там же, стр. 166).
18. В руках оружье, в сердце Бог. - «Славный Галлер в поэме Альпы так описывал древних Швейцарцев» (Примеч. Державина в отдельном издании оды). Это не есть перевод какого-нибудь выражения поэмы Die Alpen , а сказано только в духе Галлера, который идиллически изображает чистые нравы и храбрость Швейцарцев. Русский перевод этого сочинения см. в Спб. Журнале Пнина 1798 г., ч. I.
19. Могущий Леопольд не мог и проч. - Герцог Леопольд Австрийский, сын императора Альбрехта I, был побежден 1800-ми Швейцарцами при Моргартене в 1315 году, не смотря на числительное превосходство его войска. Сколько известно, Леопольд «кончил жизнь» (1326) не в Швейцарии, а в Эльзасе. В примечании к этому стиху в отдельном издании оды перепутаны числа.
20. Промчи ж, о Русса! ты Секване и проч. - Русса или, правильнее, Рейсса (Reuss) - альпийский приток Рейна, вытекающего из С. Готарда. См. выше, стр. 284, примеч. 6. Секвана - латинское название Сены.
21. Но где ж, где ваши Цинциннаты и проч. - «Русские не имели никакой причины собственной к войне с Французами, но вступились за угнетенную Европу (ср. 3 стих строфы 26); ... а напротив того последствие оказало, что и Французы начали революцию и сражались не за общее благо своего отечества, но для корыстных видов, что всякий из генералов награбил миллионы» (Об . Д.). «Глубоко проникнутый бескорыстною целью, с которою император российский поднял оружие против республики французской, Суворов ставил пользу общего дела выше частных, своекорыстных видов двора венского» (Милютин, т. II, стр. 336).
22. По доблести - царям сокровный. - Ср. слова Шишкова в стихах для начертания на гробнице Суворова :

    «Цари к нему в родство, не он к ним причитался».
    (Соч . А. Шишкова, ч. XIV, стр. 160).

    В знак благодарности за победы Суворова сардинский король дал ему такой орден, «который по статуту мог быть только даван принцам крови, для чего и назвал его своим родственником» (Об . Д.). По Словарю Бантыш-Каменского, Карл Эммануил IV прислал Суворову три ордена, диплом на чин генерал-фельдмаршала королевских войск, также на достоинство князя с титулом его двоюродного брата (cousin). Из рескрипта императора Павла к Суворову от 25 августа 1799 г. видно, что последняя награда была пожалована герою за победу при Нови: «Отличие, сделанное вам е. в. королем Сардинским», писал государь, «Я от всего сердца позволяю вам принять. Чрез сие вы и Мне войдете в родство, быв единожды приняты в одну царскую фамилию, потому что владетельные особы между собою все почитаются роднею» (Е. Фукса История росс.-австрийской кампании , ч. III, стр. 268).

    Этому обстоятельству Д. И. Хвостов обязан был графским титулом. Женившись 17 января 1789 г. на племяннице Суворова княжне Аграфене Ивановне Горчаковой, сестре бывшего впоследствии военным министром А. И. Горчакова, Хвостов породнился с славным полководцем. Вот почему Суворов, получив сардинское княжество, выпросил у короля титул графа для Хвостова (Время 1862 г. № 6 и 11, Записки Тимковского в Москвитянине 1852, № 20, и Рос. Родосл. книга кн. П. Долгорукова, ч. III).

    Раз сатирик Милонов , проходя по Толкучему рынку, увидел перед одною лавкою портрет графа Хвостова и сочинил двустишие:

    «Прохожий! не дивись, на эту рожу глядя;
    Но плачь, и горько плачь: ему Суворов - дядя!»

    По ходатайству Суворова, Екатерина пожаловала Хвостова в камер-юнкеры; когда же кто-то ей заметил, что Хвостову, по его наружности, не следовало бы носить этого звания, то она отвечала: «Если б Суворов попросил, то сделала бы его и камер-фрейлиной» (Слышано в 1859 г. от князя Н. А. Цертелева).

    Великая душа лишь знает,
    О Павел! дать хвалу другим;
    Душ малых зависть помрачает
    И солнце не блистает им.
    Монарха блеск, светила мира,
    Чрез отлияние порфира
    Прекрасней нам своим лучем.
    Он от морей, от капль сверкает,
    Сияньемь взоры восхищает:
    Так ты - в Суворове твоем.

23. Слова Державина явно основываются на донесении фельдмаршала от 9 сентября, в котором он между прочим жалуется, что австрийский генерал Мелас дал ему мулов только под горную артиллерию, а в прочих отказал, уверив, что Русские найдут их в Беллинсоне. Как это донесение, так и позднейшее, от 3 октября, составившее главный источник настоящей оды, напечатаны в Прибавлении к Спб. Ведомостям 1 ноября 1799 г., № 87.
24. Когда граф Ростопчин прочел императору Павлу реляцию о переходе Альпийских гор, государь тут же пожаловал Суворову звание генералиссимуса и сказал: «Это много для другого, а ему мало: ему быть ангелом» (Милютин, т. IV, стр. 167). Рескрипт о том подписан 29 окт. 1799 (Спб. Вед. , Прибавл. к № 87).
25. О первоначальной форме этого эпиграфа см. ниже последнее примечание к оде.

Во второй половине XVIII в. Россия прославила себя громкими военными победами. Среди них особенно примечательны покорение турецкого флота в Чесменской бухте, взятие Измаила, знаменитый переход через Альпийские горы. Выдвигаются талантливые полководцы: А. Г. Орлов, Г. А. Потемкин, П. А. Румянцев, А. В. Суворов. Слава русского оружия нашла свое отражение в таких патриотических одах Державина, как «Осень во время осады Очакова», «На взятие Измаила», «На победы в Италии», «На переход Альпийских гор». Они продолжали традицию знаменитой оды Ломоносова «На взятие Хотина» и в этом смысле последовательно классицистичны.

В них обычно два героя - полководец и русское воинство, персонифицированное в образе богатыря Росса (русский). Образная система обильно насыщена мифологическими именами и аллегориями. Так, например, в оде «Осень во время осады Очакова» в одной строфе представлены и бог войны Марс, и российский герб - орел, и луна как символ магометанства. В оде «На взятие Измаила» Державин широко пользуется художественными средствами Ломоносова-одописца, в том числе нагнетанием гиперболизированных образов, создающих напряженную картину боя. Военные действия сравниваются с извержением вулкана, с бурей и даже с апокалипсическим концом мира.

Одной из важнейших победно-патриотических од Державина является "На взятие Измаила" (1790), где рельефно выступает героический образ русского народа - величественного Росса, взявшего неприступную турецкую твердыню. Необъятная сила русского воина-исполина уподобляется могучим и страшным проявлениям грозных сил природы, описанным в начале оды: извержению вулкана, землетрясению, сиянию молний и раскатам грома, бурному волнению морской стихии. Таким же устрашающе-могущественным предстает и ратный подвиг воинов; весь образно-тематический ряд призван подчеркнуть стихийную, природную мощь русского богатыря. Но эта сила воинов действует не сама по себе, а послушна царю и полководцам, освящена верой, вдохновляется чувством патриотизма. Таким образом, здесь сделана попытка нарисовать собирательный образ русского воина и через него определить национальный характер русского народа, сочетающий в себе "лед и пламень", стихийную мощь и величие души, способность совершать подвиги, превышающие силы обычных смертных.

Но отдавая дань поэзии Ломоносова, Державин и в военно-патриотической лирике сумел сказать новое слово. Одним из таких явлений было его стихотворение «Снигирь» (1800) - поэтический отклик на смерть А. В. Суворова, последовавшую 6(19) мая 1800 г. Державин познакомился с Суворовым в первой половине 70-х годов XVIII в. Знакомство перешло в дружбу, чему немало способствовало сходство характеров и убеждений. За несколько дней до кончины Суворов спросил у Державина: «Какую же ты мне напишешь эпитафию?» - «По-моему, много слов не нужно,- отвечал Державин,- довольно сказать: «Здесь лежит Суворов».- «Помилуй бог, как хорошо! - произнес герой с живостью» . Суворов был похоронен в Александро-Невской лавре в церкви Благовещения. Эпитафия, сочиненная Державиным, до сего времени сохранилась на могильной плите. Своей простотой и краткостью она резко выделяется среди других надгробных надписей, пространных и напыщенных, с длинным перечнем титулов и наград.

Стихотворение «Снигирь» было создано, по словам самого Державина, при следующих обстоятельствах. «У автора в клетке был снигирь, выученный петь одно колено военного марша; когда автор попреставлении своего героя (т. е. Суворова) возвратился в дом, то услыша, что сия птичка поет военную песню, написал сию оду в память столь славного мужа».

Хотя Державин и называет «Спигиря» одой, но это слово утрачивает у него свой жанровый смысл. Высокую гражданскую тему Державин воплощает и форму глубоко личного, интимного произведения, вследствие чего в стихотворение вводятся подробности частной жизни поэта. Вот он, Державин, вернулся домой под гнетущим впечатлением от кончины Суворова. А веселый снегирь встречает его, как всегда, военным маршем. Но как не подходит этот марш к скорбному настроению поэта! И именно поэтому Державин начинает свое стихотворение мягким укором:

Что ты заводишь песню военну

Флейте подобно, милый снигирь?

Сравнение голоса снегиря с флейтой не случайно: в XVIII в. флейта была одним из основных инструментов военного оркестра, и флейтист часто шел впереди воинской части. В победно-патриотических одах поэты не стремились обрисовать образ воспеваемого ими полководца. Традиционные уподобления «Марсу», «Орлу» стирали индивидуальный облик героя. В стихотворении «Снигирь» Державин поставил перед собой принципиально иную задачу. Он пытался создать неповторимый облик своего покойного друга, излагая подробности его жизни. Державина не смущает соседство в его стихотворении слов «вождь», «богатырь» с такими словами, как «кляча», «солома», «сухарь». Он руководствовался не отвлеченными признаками жанра, а фактами самой действительности. «Суворов,- писал он в «Объяснениях»,- воюя в Италии, в жаркие дни ездил в одной рубашке перед войском на казачьей лошади или кляче... был неприхотлив в кушаньи и часто едал сухари; в стуже и в зное... себя закаливал подобно стали, спал на соломе или на сене, вставал на заре...» Замечателен эпитет «быстрый» («быстрый Суворов»), передающий и живой, стремительный характер полководца, и его молниеносные, неожиданные для врага, решения, примером которых может послужить знаменитый переход через Альпы.

Не скрыл Державин и печального положения своего героя в самодержавной России: «Скиптры давая, зваться рабом». В этих словах - горькая ирония над участью русских полководцев, судьба которых полностью зависела от милости или гнева монарха. Гонения на Суворова со стороны Павла I - яркий тому пример.

Особого внимания заслуживает метрика «Снигиря». Вместо канонической десятистишной строфы, которую закрепил за одой Ломоносов, Державин пользуется шестистишной, им самим придуманной строфой. Первые четыре стиха имеют перекрестную рифмовку, два последних - рифмуются с аналогичными стихами следующей строфы. Вместо обычного для оды четырехстопного ямба в «Снигире» - четырехстопный дактиль. Полные дактилические стопы чередуются с усеченными. После второй, усеченной стопы образуется пауза, придающая речи поэта взволнованный характер.

Его ода «На переход Альпийских гор», написанная в ноябре - декабре 1799 года, основана на точных исторических фактах. Материалом поэту служили донесения Суворова, печатавшиеся в «Прибавлениях» к газете «Санкт-Петербургские ведомости».

Державин, выразив свою радость по поводу того, что ему вновь довелось говорить о славе Суворова, ставит себя на место участника похода и мощной кистью рисует картины альпийской природы и препятствия, которые приходилось преодолевать суворовским богатырям.

С большой верностью говорит он о единении Суворова с войском, о том, что, выступая в поход, полководец постарался довести боевую задачу до каждого солдата, обеспечив сознательное выполнение своих приказаний. Эта черта военной педагогики Суворова была присуща ему, как никому другому из русских военачальников XVIII века.

Патриотические и анакреонт. Оды Державина (Ода на взятие Измаила, Ода на переход альпийских гор, осень во время осады Очакова, Снегирь, к самому себе, кузнечик, дар, русские девушки, цыганская пляска, Евгению. Жизнь Званская).

БИЛЕТ№18

1). Статья Добролюбова «Русская сатира в век Екатерины».

Статья его «Русская сатира в век Екатерины» появилась в десятой книжке журнала «Современник» за 1859 г. Она была написана в связи с выходом в 1859 г. книги А. Н. Афанасьева «Русские сатирические журналы 1769-1774 годов. Эпизод из истории русской литературы прошлого века». Автор, человек умеренно-либеральных воззрений, писал о том, что русская сатира в царствование Екатерины II добилась благотворных результатов, успешно искореняя общественные пороки.

Книга Афанасьева дала возможность Добролюбову поставить перед своими читателями вопрос о том, чего же на самом деле добилась сатира, и после внимательного анализа исторических источников в сопоставлении с материалами изданий XVIII в. прийти к выводу, что результаты деятельности тогдашних сатириков были ничтожны. Ничего в обществе они не исправили, ни на что серьезно не повлияли, и произошло это потому, что сатира не затрагивала коренных вопросов народной жизни, а порицала только то, что было уже отвергнуто правительственными установлениями. «...Никогда почти не добирались сатирики до главного, существенного зла, не разражались грозным обличением против того, отчего происходят и развиваются общие народные недостатки и бедствия. Характер обличений был частный, мелкий, поверхностный - писал Добролюбов. - И вышло то, что сатира наша, хотя, по-видимому, и говорила о деле, но в сущности постоянно оставалась пустым звуком...» .

Рассматривая в статье обширный материал, подтверждая свои тезисы документальными справками и цитатами, Добролюбов приходит к выводу, что все обличения оказывались безуспешными. И причина этого была одна - наивная уверенность авторов в том, что прогресс зависит от усердия чиновников, от благосклонного обращения помещиков с крестьянами, словом, от личных качеств людей, а вовсе не от исправления всего государственного механизма, который и служит на самом деле источником всех беззаконий. Даже наиболее смелая и глубокая в свое время «сатира новиковская, - заключает Добролюбов, - нападала, как мы видели, не на принцип, не на основу зла, а только на злоупотреблениятого, что в наших понятиях есть уже само по себе зло». Этим «основным злом» было самодержавие, крепостное право, и на борьбу с рабством звала статья Добролюбова, в подцензурной форме излагавшая революционно-демократические убеждения великого критика.

Ода на взятие Измаила.(1790) Эпиграф ода г. Ломоносова: «О, коль монарх благополучен, Кто знает Россами владеть! Он будет в свете славой звучен И всех сердца в руке иметь».

Анакреонтическая поэзия, легкая жизнерадостная лирика, распространённая в европейских литературах Возрождения и Просвещения. Образцом А. п. служил позднегреческий сборник стихов «Анакреонтика», созданных в подражание Анакреонту и позднее ошибочно ему приписанных. Земные радости, вино, любовь, иногда и политическое свободомыслие - основные темы А. п. Анакреонтические стихи в России писали М. В. Ломоносов, Г. Р. Державин, К. Н. Батюшков, А. С. Пушкин и др.; во Франции - поэты «Плеяды», А. Шенье, Вольтер, Э. Д. Парни, П. Ж. Беранже.

Поэзия Державина представляет нам и положительных героев, к изображению которых поэт подходите большой ответственностью, желая как можно шире и точнее показать все их достоинства и превратить в пример для подражания. Такими героями для поэта были полководцы Румянцев и Суворов.

О Румянцеве поэт не раз с большой похвалой говорит в стихах, подчеркивая его превосходные качества как патриота, гражданина своего отечества, так и опытнейшего военачальника. Державин за¬дается целью раскрыть читателю особенности военной тактики Ру¬мянцева и с большим мастерством решает эту задачу. В оде «Во¬допад» он такими стихами описывает боевые действия войск под командой Румянцева:

Что огнедышущи за перстом

Ограды вслед его идут;

Что в поле гладком, вкруг отверстом,

По слову одному растут

Полки его из скрытых станов,

Как холмы в море из туманов;

Что только по траве росистой

Ночные знать его шаги;

Что утром пыль, под твердью чистой

Уж поздно зрят его враги;

Что остротой своих зениц

Блюдет он их, как ястреб птиц..

И вдруг решительным умом На тысячи бросает гром.

Это образное художественное описание полно глубокого смысла, и все элементы его заботливо взвешены поэтом. Известно, что Ру¬мянцев отказался от линейной тактики, когда войска располагались на поле сражения в две линии, и стал применять рассыпной строй и тактику колонн. Румянцев создал легкие егерские батальоны и ввел атаки рассыпным строем в сочетании с колоннами. Вслед за Петром I он пришел к мысли о необходимости тактического резер¬ва, который в его руках оказывал решающее влияние на ход боя, восстановил боевые традиции русской армии, поставив кавалерии задачу нанесения массированного удара холодным оружием - клин¬ком - и освободив ее от ведения неприцельного огня и т. д. Именно об этом и говорит Державин в стихах своей оды. Он не только соз¬дает внешний портрет человека, но изображает и дело, которому тот служит, причем не стремится обойтись общими словами, а в по¬этических образах раскрывает сущность всего, совершенного его героем.

Но самое видное место в поэзии Державина занимает Суворов. Ему посвящено несколько стихотворений, в которых образ полко¬водца освещается и характеризуется с разных сторон.

Личное знакомство Державина с Суворовым относится к 1774 году, когда они встретились в приволжских степях, участвуя в вой¬не с Пугачевым. Новая встреча произошла лишь двадцать лет спустя, в 1795 году, во время приезда Суворова в Петербург по окончании войны с Польшей.

Суворов поселился в Таврическом дворце, но не изменил своих солдатских привычек: спал на полу на охапке сена, рано вставал, и спартанский образ жизни его в роскошном дворце Державин от¬метил в особом стихотворении:

Когда увидит кто, что в царском пышном доме

По звучном громе Марс почиет на соломе,

Что шлем и меч его хоть в лаврах зеленеют,

Но гордость с роскошью повержены у ног...

Державин кратко и выразительно воссоздает личный облик Су¬ворова, индивидуальный портрет его. Это не просто полководец или герой вообще, это именно Суворов, со всеми особенностями его характера и поведения.

Поэт говорит о характерных чертах личности Суворова, о его системе физической закалки, необходимой военному человеку, о бытовом укладе полководца, о выработанной Суворовым манере прикрывать свой ум и проницательность шутками, чудачествами и т. д.

В своей характеристике Суворова Державин подчеркнул момент единения полководца с армией, стремление его довести боевую задачу до каждого солдата. Суворов всегда умел обеспечить созна¬тельное выполнение своих приказаний. «Солдат должен знать свой маневр»,-любил говорить он. И эта замечательная черта военной педагогики Суворова была отражена Державиным в оде «На пе¬реход Альпийских гор» (1799):

Идет в веселии геройском

И тихим манием руки,

Повелевая сильным войском,

Сзывает вкруг себя полки.

«Друзья! - он говорит, - известно,

Что нет теперь надежды вам,

Кто вере, чести друг неложно,

«Умрем!»-крик вторит по горам.

Упоминание о чести имеет здесь особый смысл. В представлении дворянского общества XVIII века понятие чести было свойственно только ему. Крепостные крестьяне, из которых рекрутировалась ар¬мия, якобы служили из страха, по обязанности, но честь мог за¬щищать только офицер-дворянин. Мысль об этом содержится даже в рассуждениях Милона из «Недоросля».

Державин был одним из немногих деятелей XVIII века, кото¬рый, подобно Суворову, всегда помнил о солдате и уважал его.

Во второй половине XVIII в. Россия прославила себя громкими военными победами. Среди них особенно примечательны покорение турецкого флота в Чесменской бухте, взятие Измаила, знаменитый переход через Альпийские горы. Выдвигаются талантливые полководцы: А. Г. Орлов, Г. А. Потемкин, П. А. Румянцев, А. В. Суворов. Слава русского оружия нашла свое отражение в таких патриотических одах Державина, как «Осень во время осады Очакова», «На взятие Измаила», «На победы в Италии», «На переход Альпийских гор». Они продолжали традицию знаменитой оды Ломоносова «На взятие Хотина» и в этом смысле последовательно классицистичны. В них обычно два героя - полководец и русское воинство, персонифицированное в образе богатыря Росса (русский). Образная система обильно насыщена мифологическими именами и аллегориями. Так, например, в оде «Осень во время осады Очакова» в одной строфе представлены и бог войны Марс, и российский герб - орел, и луна как символ магометанства. В оде «На взятие Измаила» Державин широко пользуется художественными средствами Ломоносова-одописца, в том числе нагнетанием гиперболизированных образов, создающих напряженную картину боя. Военные действия сравниваются с извержением вулкана, с бурей и даже с апокалипсическим концом мира.

Державин и в военно-патриотической лирике сумел сказать новое слово» Одним из таких явлений было его стихотворение «Снигирь» (1800) - поэтический отклик на смерть А. В. Суворова, последовавшую 6(19) мая 1800 г. Державин познакомился с Суворовым в первой половине 70х годов XVIII в. Знакомство перешло в дружбу, чему немало способствовало сходство характеров и убеждений.

Суворов одержал в Италии ряд блистательных побед при Нови, Треббии и очистил Северную Италию от французских войск. Вместо того чтобы закрепить эти успехи, Суворов получил приказание идти в Швей-царию. Австрийские войска уже ушли оттуда, и рус¬ский корпус под командой генерала Римского-Корсакова оказался в одиночестве против превосходящих сил французской армии. Суворов бросился на помощь. Австрийское командование изменническим образом нарушило свои обязательства и оставило русскую армию без продовольствия, транспорта и боеприпасов. Но медлить было невозможно. Суворов, как всегда. выбрал наиболее короткий путь и двинулся в Швей¬царию по горным тропинкам. Неукротимый духом се¬мидесятилетний полководец провел армию через Аль-пы, сломив сопротивление французских войск, разбил их боях и успешно завершил кампанию. Горный поход Суворова многократно увековечен в русском искусстве. Первым это сделал Державин. Его ода «На переход Альпийских гор», написанная в ноябре - декабре 1799 года, основана на точных исторических фактах. Материалом поэту служили донесения Суворова, печатавшиеся в «Прибавлениях» к газете «Санкт-Петербургские ведомости».

Державин, выразив свою радость по поводу того, что ему вновь довелось говорить о славе Суворова, ставит себя на место участника похода и мощной кистью рисует картины альпийской природы и препят¬ствия, которые приходилось преодолевать суворов¬ским богатырям.

С большой верностью говорит он о единении Су¬ворова с войском, о том, что, выступая в поход, пол¬ководец постарался довести боевую задачу до каждого солдата, обеспечив сознательное выполнение своих приказаний. Эта черта военной педагогики Суворова была присуща ему, как никому другому из русских военачальников XVIII века.

Идет в веселии геройском

И тихим манием руки,

Повелевая сильным войском,

Сзывает вкруг себя полки.

«Друзья, - он говорит, - известно,

Что Россам мужество совместно;

Но нет теперь надежды вам,

Кто вере, чести друг неложно,

Умреть иль победить здесь должно». -

«Умрем!»-клик вторит по горам.

Упоминание о чести имеет тут особый смысл. В представлении дворянского общества XVIII века понятие чести было свойственно только дворянам. Крепостные крестьяне, из которых рекрутировалась армия, якобы служили из страха, по обязанности, но честь мог защищать только офицер-дворянин. Мысль об этом содержится даже в рассуждениях Милона, выведенного в «Недоросле» Фонвизина.

За несколько дней до кончины Суворов спросил у Державина: «Какую же ты мне напишешь эпитафию?» - «По-моему, много слов не нужно, - отвечал Державин, - довольно сказать: «Здесь лежит Суворов». - «Помилуй бог, как хорошо! - произнес герой с живостью». Суворов был похоронен в Александро-Невской лавре в церкви Благовещения. Эпитафия, сочиненная Державиным, до сего времени сохранилась на могильной плите. Своей простотой и краткостью она резко выделяется среда других надгробных надписей, пространных и напыщенных, с длинным перечнем титулов и наград.

Стихотворение «Снегирь» было создано, по словам самого Державина, при следующих обстоятельствах. «У автора в клетке был снегирь, выученный петь одно колено военного марша; когда автор по преставлении своего героя (т. е. Суворова.) возвратился в дом, то услыша, что сия птичка поет военную песню, написал сию оду в память столь славного мужа».

История написания этого стихотворения, рассказанная самим Державиным в «Объяснениях…», давно стала ещё одной литературной легендой. Обратимся к каноническому тексту «Снегиря»:

Что ты заводишь песню военну,

Флейте подобно, милый снегирь?

С кем мы пойдем войной на гиену?

Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?

Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?

Северны громы в гробе лежат.

Кто перед ратью будет, пылая,

Ездить на кляче, грызть сухари;

В стуже и в зное меч закаляя,

Спать на соломе, бдеть до зари;

Тысячи воинств, стен и затворов

С горстью россиян все побеждать?

Быть везде первым в мужестве строгом;

Шутками зависть, злобу штыком,

Рок низлагать молитвой и Богом,

Скиптры давая, зваться рабом;

Доблестей быв страдалец единых,

Жить для царей, себя изнурять?

Нет теперь мужа в свете столь славна:

Полно петь песню военну, снегирь!

Бранна музыка днесь не забавна,

Слышен отвсюду томный вой лир;

Львиного сердца, крыльев орлиных

Нет уже с нами! – что воевать?

Это стихотворение – лучший поэтический памятник великому Суворову. Державину здесь удалось создать почти обыденный и тем еще более трогательный образ умершего героя. Поэт использовал в «Снегире» приёмы, выработанные в русской анакреонтике, но сломал традицию, сделав анакреонтику не шуточной, а трагической. Стихотворение заслужило признание читателей двух веков: оно вошло во все учебники стиховедения и антологии русской поэзии. Державинский снегирь прытко перелетел и в поэзию Двадцатого века. Форму «Снегиря» в наше время попытался повторить И. А. Бродский в стихотворении «На смерть Жукова».

С кем мы пойдем войной на гиену? – Гиена –зверь, здесь разумеется враг против которой Суворов был послан.

Суворов, по обыкновению своему был неприхотлив в кушаньи и часто едал сухари; в стуже и в зной без всякого покрова так, как бы себя закаливал подобно стали; спал на соломе или на сене, вставал на заре, а когда надо было еще делать ночные экспедиции на неприятеля, то сам кричал петухом, чтобы показать, что скоро заря и что надо идти на марш; а в приказах своих отдавал, чтоб по первому крику петухов выступали. Он предводительствовал небольшим числом войск, и горстью россиян побеждал превосходное число неприятелей.

Быть везде первым в мужестве строгом. –Несмотря на известность в общении он был одинаков со всеми: и с солдатом и с генералом. Своей славой не гордился. Перед смертью, когда случился разговор о Наполеоне при нем, и когда называли его великим полководцем, то он слабым голосом сказал: «Тот не велик еще, кого таковым почитают».

Рок низлагать молитвой и Богом. – Он весьма был благочестивый человек и совершенно во всех своих делах уповал на Бога, почитая, что счастие не от кого другого происходит, как свыше».

Хотя Державин и называет «Снегиря» одой, но это слово утрачивает у него свой жанровый смысл. Высокую гражданскую тему Державин воплощает в форму глубоко личного, интимного произведения, вследствие чего в стихотворение вводятся подробности частной жизни поэта. Вот он, Державин, вернулся домой под гнетущим впечатлением от кончины. Суворова. А веселый снегирь встречает его, как всегда, военным маршем. Но как не подходит этот марш к скорбному настроению поэта! И именно поэтому Державин начинает свое стихотворение мягким укором:

Что ты заводишь песню военну

Флейте подобно, милый снегирь? [Ш,. 283].

Сравнение голоса снегиря с флейтой не случайно: в XVIII в. флейта была одним из основных инструментов военного оркестра, и флейтист часто шел впереди воинской части. В победно-патриотических одах поэты не стремились обрисовать образ воспеваемого ими полководца. Традиционные уподобления «Марсу», «Орлу» стирали индивидуальный облик героя. В стихотворении «Снегирь» Державин поставил перед собой принципиально иную задачу. Он пытался создать неповторимый облик своего покойного друга, излагая подробности его жизни. Державина не смущает соседство в его стихотворении слов «вождь», «богатырь» с такими словами, как «кляча», «солома», «сухарь». Он руководствовался не отвлеченными признаками жанра, а фактам самой действительности. «Суворов, - писал он в «Объяснениях», -воюя в Италии, в жаркие дам ездил в одной рубашке перед войском на казачьей лошади или кляче... был неприхотлив в кушаньи часто едал сухари; в стуже и в зное... себя закаливал подобно стали, спал на соломе или на сене, вставал на заре...» Замечателен эпитет «быстрый» («быстрый Суворов»), передающий и живой, стремительный характер полководца, и его молниеносные, неожиданные для врага, решения, примером которых может послужить знаменитый переход через Альпы. Не скрыл Державин и печального положения своего, героя в самодержавной России: «Скиптры давая, зваться рабом» . В этих словах - горькая ирония над участью русских полководцев, судьба которых полностью зависела от милости или гнева монарха. Гонения на Суворова со стороны Павла I - яркий тому пример.

Особого внимания заслуживает метрика «Снегиря». Вместо канонической десятистишной строфы, которую закрепил за одой Ломоносов, Державин пользуется шестистишной, им самим придуманной строфой. Первые четыре стиха имеют перекрестную рифмовку, два последних - рифмуются с аналогичными стихами следующей строфы. Вместо обычного для оды четырехстопного ямба в «Снегире» - четырехстопный дактиль. Полные дактилические стопы чередуются с усеченными. После второй, усеченной стопы образуется пауза, придающая речи поэта взволнованный характер.

Оды Анакреона, действительные и приписываемые ему, переводили и «перелагали» почти все русские поэты XVIII в. Одно из последних изданий лирики Анакреона, где были представлены и греческий текст и переводы, было осуществлено в 1794 г. близким приятелем Державина - Н. А. Львовым. Видимо, не без влияния Львова и сам Державин в 1804 г. издал сборник под названием «Анакреонтические песни». В нем были представлены переводы и «подражания» одам Анакреона, такие, как «Богатство», «Купидон», «Кузнечик», «Хмель», «Венерин суд» и ряд других. Однако большую часть стихотворений, вошедших в книгу, представляли оригинальные произведения Державина, написанные в анакреонтическом духе.

Анакреонтические стихи создавались Державиным в основном во второй половине 90х годов XVIII в., когда поэт, прошедший долгий служебный путь, исполненный взлетов и падений, начинал понимать ненужность и бесплодность своего административного рвения. Все чаще и чаще приходила мысль об уходе на покой от утомительной и неблагодарной государственной деятельности. На этой биографической основе выстраиваются в анакреонтике Державина два противоположных друг другу мира: официальный, правительственный, враждебный поэту и домашний, спокойный, дающий обширный материал для его поэзии. Устанавливается своеобразное соотношение ценностей, почитаемых в каждом из этих миров. Утомительной службе при дворе противостоит покой, зависимости от прихотей и капризов двора - свободе человека, служебной иерархии - дружеские отношения, зависти и карьеризму - любовь и согласие с близкими людьми. Наиболее четко эти контрасты наблюдаются в таких стихотворениях, как «Дар», «К лире», «К самому себе», «Желание», «Свобода».

В стихотворении «К самому себе» Державин пишет:

Что мне, что мне суетиться

Вьючить бремя должностей,

Если мир за то бранится,

Что иду прямой стезей?

Но я тем коль бесполезен,

Что горяч и в правде чёрт, -

Музам, женщинам любезен

Может пылкий быть Эрот.

Стану ныне с ним водиться,

Сладко есть, и пить, и спать;

Лучше, лучше мне лениться,

Чем злодеев наживать (С. 273).

В стихотворении «К лире» Державин обращается к вопросу, поднятому еще Ломоносовым в «Разговорес Анакреоном»: что следует воспевать - любовь или славу героев? Ломоносов, как известно, отдавал безоговорочное предпочтение героической поэзии. И Державин вслед за Ломоносовым вначале воспевал современных ему героев: Румянцева-Задунайского, Суворова-Рымникского, но оба полководца оказались в немилости у царей, и судьбу их уже не изменит его похвала. Следовательно, решает поэт, лучше от героической поэзии перейти к любовной:

Так не надо звучных строев».

Переладим струны вновь:

Петь откажемся героев,

А начнем мы петь любовь (С. 255).

Обращение Державина к анакреонтике диктовалось также и особенностями его характера. Он любил жизнь и ее радости, был большим хлебосолом, умел восхищаться женской красотой. Образ жизнелюбивого старца характерен для ряда произведений державинского сборника - «Приношение красавицам», «Люси», «Анакреон у печки», «Венец бессмертия». В анакреонтической лирике Державина отражаются события...и факты из личной жизни поэта. Героями его стихотворений становятся близкие ему люди - его жена Дарья Алексеевна, которую он называет то Дашенькой, то Миленой; ее родственницы, сестры Бакунины - Параша и Варюша, дочь поэта Львова - Лиза. Все это придает стихам Державина интимность, задушевность.

Любовь, воспеваемая Державиным, носит откровенно эротический характер. Это земное, плотское чувство, переживаемое легко, весело, шутливо, как удовольствие, человеку самой природой. Интимному, камерному содержанию «Анакреонтических песен» соответствует их форма. В отличие от одического словесного изобилия здесь господствует краткость, лаконизм. Некоторые стихотворения - «Желание», «Люси», «Портрет Варюши» - состоят из восьми стихов. Своеобразны и мифологические образы сборника. Они представлены не державными божествами похвальных и военных од - Зевсом, Марсом, Нептуном, а образами, более легкомысленного, эротического характера - Амуром (Эротом, Купидоном), Венерой, нимфами, грациями. По тому же принципу отобраны и «славянские» божества: Лель, Знич, Зимстрела, которые должны были придать сборнику национальный колорит.

«Песни» Державина, наряду с одами Хераскова и Карамзина, знаменовали собой важный этап в истории русской поэзии, когда от переводов и переложений од Анакреона был сделан переход к собственной, отечественной анакреонтической поэзии. Дальнейшим шагом в этом направлении явилась «легкая поэзия» Батюшкова и молодого Пушкина.

1). Трагедии Сумарокова «Дмитрий Самозванец».

Наиболее сильно тираноборческие мотивы звучали в тр. «Дмитрий Самозванец» (1771). Более острое социально-политическое звучание, сюжетно-композиционное построение подчинено выяснению проблемы отнош. царской власти к подданным и подданных к этой власти. В центре трагедий - монарх, облеченный властью, его подданных, часто подд. - двое влюбленных, но любовь эта нежелательна, она осуждена законом чести и долга. Обычно в основе трагедийной коллизии - нарушение долга монархом, кот. не может управлять своими страстями и становится тираном по отношению к подданным. Герои делятся на + и -,они раскрываются в основном в своих монологах. «Дмитрий Самозванец ». С. заговорил о злодеях на троне. Сюжет почти революционный - второстепенные персонажи произносят речи о правах народа и обязанностях государей. В трагедии звучит тема насильственного свержения тирана народом. Сюжет основывается на недалеком прошлом России, Россия начала 17в. С. Изменяет фактам только в любовной интриге: Ксения – дочь Шуйского и невеста князя Галицкого. Конфликт – в противоречии между абстрактным идеалом государя и монархом-тираном, охваченным пагубными страстями. Дм.Сам. нарис. только черной краской, и уже в нач. тр. ощущ. неизбежность кары, кот. должна постичь злодея. Он исполнен презрения к России и хочет подчинить ее власти католического Рима, он полон жестокости и самодурства. Дм. Открывает в первой сцене Пармену свой замысел: оставить жену и жениться на Ксении. Дм. Не признает законов, считая царску волю выше всяких законов: «Перед царем должна быть истина бессловна, Не истина – царь, - я; закон – монарша власть, А предписание закона царска власть». С. Осуждает Д. за безразличие к народу. Устами Пармена высказ. С. свой взгляд на монархич.правление, заявляя, что личные достоинства являются основными в монархе. В тр. «тирану», «варвару», «злодею» противостоят положительные герои, выражающие свои благородные чувства в отвлеченных рассуждениях. Это Пармен, князь Галицкий, Ксения. Они произносят речи, каким д.б. монарх. Однако свержение тирана восставшим народом (дворянами) означало лишь замену царя-тирана просвещенным монархом.

Примечания

Посвящено переходу русских войск во главе с Суворовым через Сен-Готардский перевал.

Но что/ не дух ли Оссиана... - Оссиан - легендарный кельтский бард.

Моран - герой "Поэм Оссиана", созданных Джеймсом Макферсоном.

Как шел он на Царя царей? - Здесь: на римского императора. Массена - французский генерал, защитник Сен-Готардского перевала.

Алкид - Геракл. ...знак свой там поставил... - то есть Геркулесовы столпы, поставленные, по преданию, Гераклом у Гибралтара как символ того, что плыть дальше нельзя.

Гозанб (Гозоно) - по преданию, убил страшного дракона, опустошавшего землю ("Объяснения").

Евгений. Цесарь, Ганнибал... - По объяснению Державина, это имена тех, кто переходил прежде Альпийские горы.

Могущий Леопольд... - Герцог Леопольд Австрийский, которого в 1315 году победили швейцарцы.

Гельвеция - древнее название Швейцарии.

Русса - приток Рейна.

Секвана - латинское название Сены.

Комментарий Я. Грота

По предписанию австрийского императора, Суворов, после блистательных побед своих в северной Италии, после занятия большей части крепостей ея, исторгнутых им из рук Французов, должен был идти в Швейцарию. Это было противно его собственному убеждению: он считал нужным остаться еще месяца два в Италии, чтобы упрочить свои завоевания, и предвидел, что в противном случае Австрийцы не будут в состоянии удержать их. Тем не менее известие, что эрцгерцог Карл выступил из Швейцарии и оставил там Римского-Корсакова с одними русскими войсками, заставило Суворова готовиться к немедленному выступлению из Италии. Между тем просьбы его, чтобы австрийское правительство для этого похода снабдило нашу армию необходимыми запасами, орудиями, лошадьми и проч., были оставлены без внимания, и потому донесения Суворова императору и письмо к Ростопчину, писанные в это время - в конце августа и в начале сентября - наполнены жалобами и опасениями. 1-го сентября русские войска, соединившись в одну колонну, уже следовали чрез Мортару, Новару, Турбиго и Варезе по прямой дороге к Сен-Готарду (Д. А. Милютина История войны в 1799 г., т. III, гл. LIV). Державин в Объяснениях своих рассказывает: «Когда вошел граф Суворов с войсками вовнутрь Альпийских гор, Цесарцы обещали для провозу тягостей и провианта прислать мулов и самого провианта, но не прислали. Все политики, знающие сии обстоятельства, заключали наверное, что вождь сей и полки, предводимые им, пропадут в горах неизбежно; от чего и были в Петербурге все в крайней печали. Но вдруг, когда были в Гатчине для торжества браков великих княжен Александры и Елены Павловны (в октябре, см. ниже под этим же годом стихотворение На брачные торжества), получает император Павел донесение о преславном сем переходе и победе над неприятелями; то автор, будучи тогда сенатором, находясь с прочими в Гатчине, написал сию оду». Первые стихи ея относятся к мрачным ожиданиям, возбужденным при дворе донесениями Суворова перед выступлением его из Италии. Все высказываемое далее в честь полководца и войска вполне подтверждается историческими свидетельствами, которые мы и приводим в примечаниях.

Ода была напечатана отдельно в начале 1800 г., в Петербурге, в «Императорской типографии» (в четвертку, 20 страниц), под заглавием: Переход в Швейцарию чрез Алпийские горы российских императорских войск под предводительством Генералиссима; 1799 года. Между этим заглавием и отметкою: С дозволения санктпетербургской ценсуры помещены в виде эпиграфа два стиха из оды Ломоносова на взятие Хотина (строфа 6):

«Где только ветры могут дуть, Проступят там полки орлины.»

На обороте заглавного листа напечатан курсивом еще другой эпиграф: «Великий дух чтит похвалы достоинствам, ревнуя к подобным; малая душа, не видя их в себе, помрачается завистию. Ты, Павел! равняешься солнцу в Суворове; уделяя ему свой блеск, великолепнее сияешь». Этот эпиграф, по замечанию Державина (Об.), написан «с намерением, дабы Павел познал, что примечено публикою его недоброжелательство к Суворову из зависти, для чего сия ода холодно и была принята». К началу и к концу отдельного издания оды приложены, без означения имен художников, два гравированные рисунка, совершенно сходные с найденными в рукописи и помещенными в нашем издании. Оттиском этого издания оды мы обязаны С. Д. Полторацкому. Во второй раз ода На переход Альпийских гор была напечатана в издании 1808 г., ч. II, XXVII.

Приложенные рисунки: «1) Геркулес, подпирающий собою шар земной, предводительствуемый орлом, смотрящим на ползущих змей, шагает чрез водопады с горы на гору, оставляя позади себя столпы свои; 2) естественный вид перехождения российских войск чрез Чертов мост» (Об. Д.). Любопытно, что последняя виньетка почти совершенно соответствует литографии, приложенной к IV-у тому Истории войны в 1799 г. Как объяснено в книге, этот рисунок снят с картины из «Атласа швейцарской кампании», составленного участвовавшими в походе офицерами свиты е. и. в. по квартирмейстерской части. Из того же источника заимствована вероятно и виньетка, представляющая тот же вид при оде Державина.

1. ... Как бы склонились небеса. - Адами поэт называет неизмеримые пропасти в Альпах, а наклонившимся небесам уподобляет те страшные водопады, под которыми можно проходить, как под сводами (Об. Д.). Ср. строфу 7 оды Карамзина на восшествие на престол императора Александра I.

2. Умреть иль победить здесь должно. - В донесении от 27 августа из Асти, накануне своего выступления в горы, Суворов между прочим писал императору: «поведу я теперь храброе в. и. в. воинство в Швейцарию, куда высочайшая ваша воля путь мне указует, и тамо, на новом поле сражения, поражу врага или умру со славою за отечество и государя».

3. Готово войско в брань бесстрашно. - «При самом бедственном положении русских войск, никогда не слышалось ни ропота, ни жалоб... Напротив того, Русские только и желали скорее сразиться с противником, чтобы выдти наконец из тяжкого положения» (Милютин, т. IV, стр. 164).

4. ... Скрежещет бледный голод в тыл. - «Густые облака одевали всю поверхность горы, так что Русские карабкались наобум, ничего не видя перед собою. Проводники разбежались, и войска должны были сами искать дорогу, погружаясь в снежные сугробы. Вьюга немедленно же сметала все следы, и каждый солдат должен был пробивать себе новый путь. С высоты горы слышались на дне долины густые раскаты грома; по временам сквозь густой, непроницаемый туман сверкала молния. Огромные каменья, срываемые бурей, с грохотом катились в бездны. Никакими словами нельзя передать всего, что вытерпели русские войска на этом ужасном переходе: все, без различия, солдаты, офицеры, генералы, были босы, голодны, изнурены, промочены до костей. Каждый неверный шаг стоил жизни: если кому случалось оступиться или поскользнуться, то не было уже спасения» (там же, стр. 159).

5. Нахмурясь, смотрит Сен-Готар. - Слова из донесения Суворова от 3 октября: «На каждом шаге в сем царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверстые и поглотить готовые гробы смерти; дремучие, мрачные ночи, непрерывно ударяющие громы, лиющиеся дожди и густой туман облаков при шумных водопадах, с каменьями с вершин низвергавшихся, увеличивали сей трепет. Там является зрению нашему гора Сен-Готард, сей величающийся колосс гор, ниже хребтов которого громоносные тучи и облака плавают» и т. д. (Спб. Ведом. 1799, Прибавл. к № 87).

«Со стороны Италии позиция на С.-Готарде была почти недоступна: только узкая тропинка, едва проходимая для вьюков, извилисто поднималась от Айроно к крутому свесу горы; несколько раз пересекая горные потоки Соречиа и Тремоло, она спускалась в глубокие и тесные их ложбины и снова взбиралась в гору. Трудный этот путь становился даже весьма опасным во время грозы и бури или в зимние вьюги; нередко одиночные путники погибали от стужи и утомления прежде чем достигали вершины горы» (Милютин, т. IV, стр. 35). Сен-Готард - высочайший кряж в Лепонтинских Альпах; общая высота его 8000 футов, но есть отдельные вершины, достигающие даже 10 т. ф. Горный проход находится на высоте 6443 футов над уровнем моря. «Войска были утомлены до крайности; гора казалась им бесконечною; вершина ея как будто беспрестанно все росла перед их глазами. По временам облака, обхватив всю колонну густым туманом, совсем скрывали ее из виду» (там же, стр. 40). «Вероятно, русскому полководцу и на мысль не приходили все страшные преграды, ожидавшие его на пути чрез С.-Готард. Суворов, конечно, не мог изучить во всей подробности топографию этого края; но по тому самому и назначены были к нему офицеры австрийского генерального штаба, знакомые с местностию Швейцарии. Один из них, полковник Вейротер, получивший впоследствии такую известность своими неудачными стратегическими планами (Особенно при Аустерлице. - К. Г.), пользовался доверенностью фельдмаршала; он составлял в продолжение швейцарского похода все диспозиции и проекты; он вел всю военную диспозицию; он же, сколько известно, присоветовал и выбор пути чрез С.-Готард» (там же стр. 18).

6. А там - волшебница седая. - Ср. в оде Осень во время осады Очакова (Том I, стр. 225): «Идет седая чародейка» и в Евгении Онегине Пушкина (гл. VII, строфы 29 и 30):

... «и вот сама Идет волшебница зима... Легла волнистыми коврами Среди полей, вокруг холмов».

В первоначальной редакции не было этой строфы (8-й); она приписана после на полях с большими помарками. В отдельном издании 1800 г. она уже напечатана.

7. Чудовище, как мост длиною -- А там - пещера черна спит. - «В тот день (14 сентября) предстояло всей колонне пройти чрез такую теснину, где казалось сама природа хотела испытать, действительно ли нет ничего невозможного для русских войск. В расстоянии одной версты с небольшим от деревни Урзерн, дорога по правому берегу Рейссы преграждена громадными утесами, которые отвесно врезываются в самое русло реки. Сквозь эту естественную стену пробито узкое и низкое отверстие, называемое Урнерскою дырой (Urner-Loch): оно имело около 80-и шагов длины и едва достаточно было для свободного прохода человека с вьюком. Дорога, выходя на свет из темного подземелья, обгибает гору в виде карниза и круто спускается к знаменитому Чертову мосту. От входа в Урнерскую пещеру до моста расстояние не более 400 шагов; на этом пространстве река Рейсса прорывается как бы чрез трещину, между высокими, нависшими горами; низвергаясь несколькими водопадами с высоты 200 футов, неистовый поток, весь в пене, льется с утеса на утес; гул его слышен на дальнее расстояние. Отвесные утесы, спирающие с обеих сторон величественный водопад, до того сближаются между собою, что одна смелая арка перекинута чрез поток, на высоте 75 футов над бездною» (Милютин, там же, стр. 50 и след.). См. рисунок в конце оды.

8. Но что? не дух ли Оссиана? - О влиянии поэзии Оссиана на Державина см. Том I, особенно стр. 462 и 575, также в настоящем томе стр. 271. Как Державин Оссиана, так Пушкин называл Байрона певцом моря.

9. Мне кажет под луной Морана. - «Моран, полководец каледонский, а царями царей называли они римских цесарей, которые с ними вели войну» (Об. Д.). Имя Моран встречается уже на самых первых страницах Оссиана в переводе Кострова и принадлежит сыну ирландского вождя Фитиля.

10. Нет, зрю - Массена под землею и проч. - Генерал Массена, командовавший французскими войсками в Швейцарии и нанесший при Цюрихе 16 сентября 1799 г. поражение Римскому-Корсакову и Меласу (Милютин, там же, стр. 103 и следд.).

11. ... хохочет ад. - В этом выражении заключается двоякий смысл: 1) когда ударяются ружья о ружья по горам, то происходящий от того гул подобен хохоту; 2) кровопролитию радуется ад (Об. Д.).

12. Ведет - и скрыт уж в мраке гроба. - Ср. выше стр. 279 в примечании.

13. ... По безднам страшный исполин. - «Семидесятилетний старик, истерзанный огорчениями, утомленный тяжкою борьбою против козней и происков, выносит еще с изумительною силой необычайные труды телесные, терпит всякого рода лишения и в обстоятельствах самых затруднительных сохраняет исполинскую силу духа... Переход Русских чрез эти горы до сих пор еще живет в памяти местных жителей, как предание полубаснословное... Швейцарец говорит с благоговейным удивлением: Здесь проходил Суворов» (Милютин, там же, стр. 62 и 63).

14. Кто витязь сей багрянородный и проч. - Еще в начале италиянского похода, «26 апреля, час спустя по приезде Суворова в Вогеру, прибыл туда же великий князь Константин Павлович. Российскому императору угодно было, чтобы юный, двадцатилетний царевич участвовал в предстоявших военных действиях в Италии, под руководством Суворова. ... В. к. ехал в италиянскую армию под именем графа Романова» (Милютин, т. II, стр. 21 и след.). На пути же к С. Готарду он постоянно находился при авангарде кн. Багратиона и переносил терпеливо все трудности такого перехода в ненастную осеннюю погоду, так что историк ставит его «в числе самых деятельных и полезных участников швейцарского похода». Суворов писал о нем государю: «Всегдашнее присутствие его высочества пред войсками и на гибельных стремнинах гор оживляло их дух и бодрость. История увековечит достохвальные его подвиги, которых я имел честь быть очевидцем». В награду за эти подвиги пожалован великому князю, 28 октября в Гатчине, титул цесаревича (там же, стр. 31 и 168).

15. Не Гозоно ль там, Богом данный... - «Богдан Гозоно, кавалер св. Иоанна Иерусалимского, в Родосе убил в единоборстве страшного крокодила, опустошившего сей остров» (Примеч. Державина в отдельном издании оды, см. выше стр. 279). Лет через 30 после занятия кавалерами Родоса (он завоеван ими в 1310 г.) появился на этом острове огромный крокодил, поглощавший даже людей. Великий магистр Вильнев, боясь подвергнуть кавалеров опасности, запретил им предпринимать что-либо для истребления чудовища; но кавалер Деодат Гозон (Dieudonne de Gozon), не смотря на то, убил этого крокодила. Вильнев за такое неуважение к власти наказал-было Гозона лишением кавалерской одежды, но потом простил его и пожаловал главным наместником ордена. В 1346 Гозон был избран в сан великого магистра и умер в 1353 (И. Черенкова История державного ордена св. Иоанна Иер.; Воронеж, 1803, ч. I, стр. 79). Ссылаемся здесь на сказанное нами прежде о чтениях Державина (Том I, стр. 331, примеч. 29 к оде На коварство).

16. Коль знали бы ценить обратно - «т. е. когда бы Цесарцы поступали с тою же искренностию, с какою русские войска, на помощь им присланные, поступали; но они, из зависти, только словами в нужных случаях довольствовали, а в самом деле возможные делали пакости, о чем из реляций Суворова видно» (Об. Д.). Жалобы Суворова на неприятности, какие он терпел от австрийского министра барона Тугута и от венского гофкригсрата, подробно изложены в Истории войны в 1799 г. и в письмах его, напечатанных Фуксом. В наших руках находится одно подлинное неизданное письмо знаменитого полководца к графу Анд. Кир. Разумовскому, которое наполнено обыкновенными его жалобами в любимых выражениях («проекторы, элоквенты, пустобаи», «bestimmt sagen») и кончается словами: «Полно писать. Бога ради, выводите меня из пургатория. Ничто не мило». Потом в особой приписке сказано: «Стыдно мне бы было, чтоб остатки Италии в сию кампанию не опорожнить от Французов. Потом и театр во Франции не был бы тяжел: мы бы там нашли великую часть к нам благосклонных»; к чему наконец собственной рукой Суворова прибавлено:

«1) Опорожнить Италию от Французов: дать мне полную волю. 2) Чтоб мне отнюдь не мешали гофкригсрат и гадкие проекторы. 3) Готов я к Швейцарии ли, Германии ли, к Франции ли... Иначе: мне здесь дела нет! домой, домой, домой. Вот для Вены весь мой план. А. С.»

На письме помета: июня 21 дня 1799 года, г. Александрия *.

* Сообщением этого, впрочем не вполне сохранившегося письма мы обязаны А. С. Норову.

17. Кто, кто -- прешел против природы сил и проч. - О последней части похода историк говорит: «Можно смело сказать, что если б на месте Суворова был всякий другой генерал, то в подобных обстоятельствах он счел бы долгом собрать военный совет и, обсудив разные средства к спасению армии, по всем вероятиям предпочел бы последнюю (менее трудную) из указанных дорог... Но едва ли кому-либо пришел бы на мысль тот путь, на который решился Суворов... Подобную тропинку, без сомнения, можно было почесть непроходимою для войск, и конечно ни одной армии не случалось еще проходить по таким страшным стремнинам» (Милютин, т. IV, стр. 61). «Швейцарский поход по справедливости считается венцом воинской славы Суворова, и без сомнения первые полководцы в свете могли бы гордиться подобным подвигом. Сам император Павел, в рескрипте от 29 октября, писал фельдмаршалу: «Побеждая повсюду и во всю жизнь вашу врагов отечества, недоставало вам одного рода славы - преодолеть и самую природу» и проч. (там же, стр. 166).

18. В руках оружье, в сердце Бог. - «Славный Галлер в поэме Альпы так описывал древних Швейцарцев» (Примеч. Державина в отдельном издании оды). Это не есть перевод какого-нибудь выражения поэмы Die Alpen, а сказано только в духе Галлера, который идиллически изображает чистые нравы и храбрость Швейцарцев. Русский перевод этого сочинения см. в Спб. Журнале Пнина 1798 г., ч. I.

19. Могущий Леопольд не мог и проч. - Герцог Леопольд Австрийский, сын императора Альбрехта I, был побежден 1800-ми Швейцарцами при Моргартене в 1315 году, не смотря на числительное превосходство его войска. Сколько известно, Леопольд «кончил жизнь» (1326) не в Швейцарии, а в Эльзасе. В примечании к этому стиху в отдельном издании оды перепутаны числа.

20. Промчи ж, о Русса! ты Секване и проч. - Русса или, правильнее, Рейсса (Reuss) - альпийский приток Рейна, вытекающего из С. Готарда. См. выше, стр. 284, примеч. 6. Секвана - латинское название Сены.

21. Но где ж, где ваши Цинциннаты и проч. - «Русские не имели никакой причины собственной к войне с Французами, но вступились за угнетенную Европу (ср. 3 стих строфы 26); ... а напротив того последствие оказало, что и Французы начали революцию и сражались не за общее благо своего отечества, но для корыстных видов, что всякий из генералов награбил миллионы» (Об. Д.). «Глубоко проникнутый бескорыстною целью, с которою император российский поднял оружие против республики французской, Суворов ставил пользу общего дела выше частных, своекорыстных видов двора венского» (Милютин, т. II, стр. 336).

22. По доблести - царям сокровный. - Ср. слова Шишкова в стихах для начертания на гробнице Суворова:

«Цари к нему в родство, не он к ним причитался». (Соч. А. Шишкова, ч. XIV, стр. 160).

В знак благодарности за победы Суворова сардинский король дал ему такой орден, «который по статуту мог быть только даван принцам крови, для чего и назвал его своим родственником» (Об. Д.). По Словарю Бантыш-Каменского, Карл Эммануил IV прислал Суворову три ордена, диплом на чин генерал-фельдмаршала королевских войск, также на достоинство князя с титулом его двоюродного брата (cousin). Из рескрипта императора Павла к Суворову от 25 августа 1799 г. видно, что последняя награда была пожалована герою за победу при Нови: «Отличие, сделанное вам е. в. королем Сардинским», писал государь, «Я от всего сердца позволяю вам принять. Чрез сие вы и Мне войдете в родство, быв единожды приняты в одну царскую фамилию, потому что владетельные особы между собою все почитаются роднею» (Е. Фукса История росс.-австрийской кампании, ч. III, стр. 268).

Этому обстоятельству Д. И. Хвостов обязан был графским титулом. Женившись 17 января 1789 г. на племяннице Суворова княжне Аграфене Ивановне Горчаковой, сестре бывшего впоследствии военным министром А. И. Горчакова, Хвостов породнился с славным полководцем. Вот почему Суворов, получив сардинское княжество, выпросил у короля титул графа для Хвостова (Время 1862 г. № 6 и 11, Записки Тимковского в Москвитянине 1852, № 20, и Рос. Родосл. книга кн. П. Долгорукова, ч. III).

Раз сатирик Милонов*, проходя по Толкучему рынку, увидел перед одною лавкою портрет графа Хвостова и сочинил двустишие:

«Прохожий! не дивись, на эту рожу глядя; Но плачь, и горько плачь: ему Суворов - дядя!»

По ходатайству Суворова, Екатерина пожаловала Хвостова в камер-юнкеры; когда же кто-то ей заметил, что Хвостову, по его наружности, не следовало бы носить этого звания, то она отвечала: «Если б Суворов попросил, то сделала бы его и камер-фрейлиной» (Слышано в 1859 г. от князя Н. А. Цертелева).

* Михаил Васильевич Милонов род. 1792 г. в воронежской губернии в 5 верстах от Задонска, в селе Панарьине. Об отце его знаем только, что он был образованный человек, имел значительную библиотеку и принадлежал к масонским ложам; мать его была урожденная Семенова, Прасковья Петровна, невестка Анны Петровны Буниной. Сестра последней, Марья Петровна, была за рязанским дворянином, Николаем Петровичем Семеновым, которого сын Петр Николаевич известен как автор комедии Митюха Валдайский и пародии на оду Бог (см. Том I, стр. 440). Двоюродные братья, М. Милонов и П. Семенов воспитывались вместе в московском университетском пансионе. Милонов умер в Петербурге 17 окт. 1821 г. Библиографическую статью о нем поместил г. Лонгинов в Русс. Арх. 1864, вып. III.

23. Услышьте! вам соплещут други. - Ср. стихи:

... «Ему Россия И все соплещут племена». (Соч. Кострова, Спб. 1849, стр. 14). «Да росских кораблей крыле ему соплещут». (там же, стр. 147).

24. Пребудут Россов обелиски. - «Когда отправлялся Суворов в Италию, то автор тогда сказал, что он поставит по пути своем обелиски своих побед, что он и сделал, оставя таковыми Альпы» (Об. Д.). Ср. выше, стр. 242, строфу 6 пьесы Орёл. В черновой рукописи оды На переход Альпийских гор, после 32-й строфы была еще одна, которая потом зачеркнута и обращена в эпиграф. Вот ее редакция:

Великая душа лишь знает, О Павел! дать хвалу другим; Душ малых зависть помрачает И солнце не блистает им. Монарха блеск, светила мира, Чрез отлияние порфира Прекрасней нам своим лучем. Он от морей, от капль сверкает, Сияньемь взоры восхищает: Так ты - в Суворове твоем.

25. Слова Державина явно основываются на донесении фельдмаршала от 9 сентября, в котором он между прочим жалуется, что австрийский генерал Мелас дал ему мулов только под горную артиллерию, а в прочих отказал, уверив, что Русские найдут их в Беллинсоне. Как это донесение, так и позднейшее, от 3 октября, составившее главный источник настоящей оды, напечатаны в Прибавлении к Спб. Ведомостям 1 ноября 1799 г., № 87.

26. Когда граф Ростопчин прочел императору Павлу реляцию о переходе Альпийских гор, государь тут же пожаловал Суворову звание генералиссимуса и сказал: «Это много для другого, а ему мало: ему быть ангелом» (Милютин, т. IV, стр. 167). Рескрипт о том подписан 29 окт. 1799 (Спб. Вед., Прибавл. к № 87).

27. О первоначальной форме этого эпиграфа см. ниже последнее примечание к оде.